Впрочем, как раз жертвы-то иногда приносились — в глухих отдаленных селениях, самым захудалым из богов. Не требовалось быть психологом, чтобы понять — за такими народные массы не пойдут, как ни проповедуй.
Разочарованный Всеволод собрался уже сам придумать подходящего бога, либо приспособить для своих целей старое доброе христианство. Но тут, словно сама Судьба, почитаемая в этих краях превыше богов, ибо и боги ей подвластны, услужливо подсказала ему решение. Большой пергаментный свиток упал с верхней полки прямо ему на голову (спасибо, не прибил — весил он немало). Прочесть его Всеволод не мог, язык оказался незнакомым. Спросил библиотекаршу, милейшую, немного занудную старушку, так похожую на многих своих коллег из иного мира. И та, обрадованная интересом постоянного читателя, пояснила: это древнее повествование о злых богах Запада, Умране и Эрде, покинувших этот мир и забытых смертными.
Оно, почувствовал Всеволод. Заплатил специалисту-книгочею за перевод, разыскал еще несколько источников и не был разочарован. Умран и Эрда подходили ему по всем статям. Более жестокого и кровавого культа и придумать было нельзя. Строжайшее подчинение Праотцам и Пращурам, жертвоприношения по жребию, полное самоотречение, длительные массовые молебны, а главное — никакой свободы выбора, все иноверцы считаются врагами и жизнь их ценится не дороже медного гроша. С такой верой можно покорять мир!
Этим бывший аспирант Рыхтиков, он же «черный колдун» Всеволод, а ныне верховный Пращур, любимый сын Умрана, и занялся. Объявил веселую вдовушку своей супругой, жрицей Эрды, распродал ее нехитрое имущество и отправился на Запад, проповедовать старую, Истинную веру. Расчет оказался точным. Именно там, в землях Герцогств, особенно тяжело жилось народам, особенно жесток был феодальный гнет не в меру затянувшегося Средневековья, и жители ради облегчения собственной участи готовы были поклониться каким угодно богам.
И все же поначалу дело шло туго. Не год и не два бродили новоявленные жрецы по разбитым староземским дорогам, сносили нужду, лишения, а то и побои городских стражей — не во все города был разрешен вход нищим оборванцам.
Сторонников находили легко (порой даже удавалось собрать неплохие пожертвования). Но так же легко и теряли. Стоило сняться с места, оставить паству без присмотра, и новообращенные тут же утрачивали интерес к Умрану и Эрде, возвращались к привычным своим богам. Как говорится по обе стороны границы миров: с глаз долой — из сердца вон! Конечно, если бы Всеволод готов был довольствоваться малым, то вполне мог бы безбедно, в почете и уважении провести жизнь свою правителем какого-нибудь селения или даже города. Сумел бы, пожалуй, и небольшое герцогство к рукам прибрать, если бы постарался. Но ведь ему-то нужен был целый мир! И он упорно продолжат свой нелегкий путь.
Бывали дни отчаяния, когда он, обливаясь пьяными слезами на обширной груди своей супруги, молил Судьбу о возвращении на родину. Но постепенно стали приходить и победы. Вокруг него выстраивался костяк людей (именно с людьми он предпочитал иметь дело) преданных и надежных, готовых пойти даже на смерть ради своего так называемого Пращура.
Порой, в моменты полного благополучия, судьба жестоко отбрасывала его назад. Так было, к примеру, при первом посещении «священного» острова Эрд, когда все его сторонники заночевали у подножия древних идолов, «дабы снискать особую благодать и милость любимых богов». Увы. Милость не снизошла. Несчастные проснулись совершенными безумцами и один за другим утопились в море. «Во славу Умрана!»
Но жертва оказалась ненапрасной. Следующая партия — он все-таки рискнул, привел людей, уложил их под статуями — вернулась с острова целой и невредимой. Подойники укрепились в вере своей. Тогда у него даже возникла мысль: может, не все так просто в этом странном мире и вера в богов и демонов имеет в основе своей некое рациональное зерно? Возможно, задержись она подольше, и дело пошло бы иначе, и не рискнул бы он будить силы, стоящие несравнимо выше амбиций простого смертного. Но мысль мелькнула и ушла, а сам Всеволод продолжил свое жестокое дело. Все странности он списал на счет магии, которую полагал явлением хоть и не изученным современной наукой, но в перспективе вполне объяснимым с материалистической точки зрения. И не смутила его даже внезапная, эффектная гибель «жены» от удара молнии с ясного неба (хотя всем окружающим было очевидно — она навлекла на себя гнев Тора). Взял новую (к тому времени он уже мог сам выбирать себе баб, многие поклонницы почитали за великую честь служить Пращуру телом своим).
О бедности, о голоде и нужде он позабыл вовсе. Везде у него были свои люди, в каждом городе был готов и стол, и кров. И все-таки власть не давалась в руки, ускользала, будто вода сквозь пальцы. Чего стоили, к примеру, те дни, когда Вардох Глом гулял по землям Староземья, и паства Всеволода, в одночасье позабыв о молитвах, об Умране с Эрдой, ринулась самозабвенно рубить головы нелюдям! Тогда ему казалось — все!.. Конец надеждам! Мир будет принадлежать другому…
Да, слишком сильны были сильные мира сего — колдуны и маги. Что он, чужеземец, самозванец, мог им противопоставить? Ничего. Кроме мудрого принципа разделяй и властвуй. И он пришел, вернее, нагло, без приглашения явился в правление Верховной Коллегии и предложил магам свои услуги по искоренению черного колдовства. Заключил тайный договор, заплатил за него золотом, да немало. Истинную цель этого сомнительного союза Коллегия, как всегда, предпочла сохранить в тайне. Пращур о ней так и не узнал никогда, а ремесленников-изобретателей истреблял по собственному почину, следуя примеру святой инквизиции.
Но прежде произошло еще одно событие, пожалуй, второе по своей значимости после переноса Всеволода в иной мир. Тогда его позвали к умирающему. Он пошел охотно, вообразив, что старец хочет завещать строящемуся храму Умрана свое состояние — эта полезная практика уже была введена в обиход.
Ожидания не оправдались, Всеволод был разочарован. Потребовалось некоторое время, прежде чем он прекратил досадовать на «старого маразматика» и осознал, какой дар преподнес ему умирающий прорицатель Гуафф.
Именно это имя значилось на большой медной табличке над парадным входом: «Прорицатель Гуафф. Гадания, пророчества, предсказания судеб». А ниже, на табличке попроще: «Прием посетителей с семнадцати до часу пополуночи, кроме вторника и субботы». Вероятно, Гуафф был хорошим предсказателем и успешно вел дела. Проживал он в неплохом особнячке на замковой площади, и обстановка в комнатах была богатой…